Неточные совпадения
— Нет, просто Долгорукий,
сын бывшего крепостного Макара Долгорукого и незаконный
сын моего бывшего барина господина Версилова. Не беспокойтесь, господа: я вовсе не для того, чтобы вы сейчас же
бросились ко мне за это
на шею и чтобы мы все завыли как телята от умиления!
Рассердившись почему-то
на этого штабс-капитана, Дмитрий Федорович схватил его за бороду и при всех вывел в этом унизительном виде
на улицу и
на улице еще долго вел, и говорят, что мальчик,
сын этого штабс-капитана, который учится в здешнем училище, еще ребенок, увидав это, бежал все подле и плакал вслух и просил за отца и
бросался ко всем и просил, чтобы защитили, а все смеялись.
Когда страшный и премудрый дух поставил тебя
на вершине храма и сказал тебе: «Если хочешь узнать,
Сын ли ты Божий, то верзись вниз, ибо сказано про того, что ангелы подхватят и понесут его, и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда,
Сын ли ты Божий, и докажешь тогда, какова вера твоя в Отца твоего», но ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не
бросился вниз.
Он поклялся
на коленях пред образом и поклялся памятью отца, как потребовала сама госпожа Красоткина, причем «мужественный» Коля сам расплакался, как шестилетний мальчик, от «чувств», и мать и
сын во весь тот день
бросались друг другу в объятия и плакали сотрясаясь.
Когда моему
сыну было лет пять, Галахов привез ему
на елку восковую куклу, не меньше его самого ростом. Куклу эту Галахов сам усадил за столом и ждал действия сюрприза. Когда елка была готова и двери отворились, Саша, удрученный радостью, медленно двигался, бросая влюбленные взгляды
на фольгу и свечи, но вдруг он остановился, постоял, постоял, покраснел и с ревом
бросился назад.
Мы сидели раз вечером с Иваном Евдокимовичем в моей учебной комнате, и Иван Евдокимович, по обыкновению запивая кислыми щами всякое предложение, толковал о «гексаметре», страшно рубя
на стопы голосом и рукой каждый стих из Гнедичевой «Илиады», — вдруг
на дворе снег завизжал как-то иначе, чем от городских саней, подвязанный колокольчик позванивал остатком голоса, говор
на дворе… я вспыхнул в лице, мне было не до рубленого гнева «Ахиллеса, Пелеева
сына», я
бросился стремглав в переднюю, а тверская кузина, закутанная в шубах, шалях, шарфах, в капоре и в белых мохнатых сапогах, красная от морозу, а может, и от радости,
бросилась меня целовать.
Вспыхнувшая пьяная энергия сразу сменилась слезливым настроением, и Харитон Артемьич принялся жаловаться
на сына Лиодора, который от рук отбился и
на него, отца,
бросился как-то с ножом. Потом он повторил начатый еще давеча разговор о зятьях.
Анна Павловна закричала благим матом и закрыла лицо руками, а
сын ее побежал через весь дом, выскочил
на двор,
бросился в огород, в сад, через сад вылетел
на дорогу и все бежал без оглядки, пока, наконец, перестал слышать за собою тяжелый топот отцовских шагов и его усиленные прерывистые крики…
Тот вдруг
бросился к нему
на шею, зарыдал
на всю комнату и произнес со стоном: «Папаша, друг мой, не покидай меня навеки!» Полковник задрожал, зарыдал тоже: «Нет, не покину, не покину!» — бормотал он; потом, едва вырвавшись из объятий
сына, сел в экипаж: у него голова даже не держалась хорошенько
на плечах, а как-то болталась.
Она вскочила
на ноги,
бросилась в кухню, накинула
на плечи кофту, закутала ребенка в шаль и молча, без криков и жалоб, босая, в одной рубашке и кофте сверх нее, пошла по улице. Был май, ночь была свежа, пыль улицы холодно приставала к ногам, набиваясь между пальцами. Ребенок плакал, бился. Она раскрыла грудь, прижала
сына к телу и, гонимая страхом, шла по улице, шла, тихонько баюкая...
То он видел перед собой силача Абунунцал-Хана, как он, придерживая рукою отрубленную, висящую щеку, с кинжалом в руке
бросился на врага; то видел слабого, бескровного старика Воронцова с его хитрым белым лицом и слышал его мягкий голос; то видел
сына Юсуфа, то жену Софиат, то бледное, с рыжей бородой и прищуренными глазами, лицо врага своего Шамиля.
Настенька вздрогнула, потом вся вспыхнула и вскочила с кресла. Генеральша некоторое время смотрела
на сына, как будто не понимая, что такое он ей говорит, и вдруг с пронзительным воплем
бросилась перед ним
на колени.
У него было три
сына: меньшой, думая, что он один не спасет его, принялся кричать, рвать
на себе волосы и призывать
на помощь всех проходящих; между тем мужик выбился из сил, и когда старший
сын бросился спасать его, то насилу вытащил из воды и чуть было сам не утонул с ним вместе.
Старуха
бросилась было за
сыном; но ноги ее ослабли. Она упала
на колени и простерла вперед руки.
Сыновья бросились собирать себе
на головы горящие уголья: посоветовавшись между собою и не найдя никаких поводов к несогласному действию, они объявили матери, что ее добрая воля была награждать их сестру свыше законной меры, да еще второй раз давать зятю
на разживу и поручаться за его долги; что они во всем этом неповинны и отвечать последними остатками состояния не желают, а берут их себе, так как эта малая частица их собственными трудами заработана, а матери предоставляют ведаться с кредиторами покойного зятя, как она знает.
— Да, да!.. это точно было наяву, — продолжала она с ужасною улыбкою, — точно!.. Мое дитя при мне,
на моих коленях умирало с голода! Кажется… да, вдруг закричали: «Русской офицер!» «Русской! — подумала я, — о! верно, он накормит моего
сына», — и
бросилась вместе с другими к валу, по которому он ехал. Не понимаю сама, как могла я пробиться сквозь толпу, влезть
на вал и упасть к ногам офицера, который, не слушая моих воплей, поскакал далее…
Прежде всего мне
бросилась в глаза длинная фигура Никиты Зайца, растянутая по траве; руки были скручены назади,
на лице виднелись следы свежей крови. Около него сидели два мужика: один с черной окладистой бородой, другой — лысый; они тоже были связаны по рукам и все порывались освободиться. Около Никиты, припав головой к плечу
сына, тихо рыдала Зайчиха.
Ольга Сергеевна
на мгновение заминается, но потом вдруг
бросается к
сыну и прячет у него
на груди свое лицо.
На глазах у нее были слезы: ей хотелось скорее
броситься к
сыну и прижать его к своей груди, но она этого себе не позволила и тем показала, как должен вести себя и Алексей Никитич.
Я ей ничего не отвечал. Мы все вместе вошли в кабинет. Марья Виссарионовна
бросилась было к
сыну на шею, но он ее тихо отвел.
Сухменная философия моя развеялась под свежим ветром, которым нас охватило
на днепровском пароме, и я вступил
на киевский берег Днепра юношею и
сыном моей родины и моей доброй матери, которую так долго не видал, о которой некогда столь сильно тосковал и грустил и к ногам которой горел нетерпением теперь
броситься и, обняв их, хоть умереть под ее покровом и при ее благословении.
— Да что же он, сам-то уськал, уськал свой народ, травил его исламом, а как попался, так сам же с повинной пришел к нашему вождю. Ведь, небось, не
бросился в пропасть, как в плен его взяли? Нет, привел-таки своих жен и
сыновей, и внуков и сдал их
на русское милосердие.
Отец застает
сыновей дерущимися, Эдгар убегает, а Эдмунд царапает себе до крови руку и внушает отцу, что Эдгар делал заклинания с целью убить отца и уговаривал Эдмунда помочь ему, но что он, Эдмунд, отказался от этого, и тогда Эдгар будто бы
бросился на него и ранил его в руку.
—
На реку? Но ведь там он может утонуть. — И вне себя от ужаса и отчаяния, я
бросаюсь стрелою со сцены, одним духом пробегаю сад, вылетаю в поле и мчусь к реке. Там Матреша, весело переговариваясь с другими женщинами, полощет
на мостках детские рубашечки моего
сына.
Отыскали наконец… Бедный, несчастный Антон! не застал царевича в живых. Даньяр лежал в беспамятстве
на трупе
сына; он не видел лекаря, а то б убил его. Татаре
бросились было
на Антона, но его освободили недельщики, присланные уж с приказанием великого князя взять его под стражу и заковать в железа. Антон не противился; он знал, что участь его решена, он понимал Ивана Васильевича и помнил, что слово грозного владыки не мимо идет. Невинный, он должен был подклонить голову под топор палача.
Народ сделал около него кружок, ахает, рассуждает; никто не думает о помощи. Набегают татары, продираются к умирающему, вопят, рыдают над ним. Вслед за ними прискакивает сам царевич Даньяр. Он слезает с коня,
бросается на тело своего
сына, бьет себя в грудь, рвет
на себе волосы и наконец, почуяв жизнь в сердце своего
сына, приказывает своим слугам нести его домой. Прибегает и Антон, хочет осмотреть убитого — его не допускают.
Появление князя Андрея Павловича в Несвицком в ту самую минуту, когда княгиня Зинаида Сергеевна была мысленно около оставленных в Петербурге мужа и
сына, было до того для нее неожиданно, что вся выработанная ею система отношений к мужу рухнула сразу, и измученная женщина, видевшая в нем все же единственного близкого ей человека, инстинктивно, подчиняясь какому-то внутреннему толчку,
бросилась к нему
на шею.
Ребенок
бросился к ногам отца, а затем перешел
на грудь рыдающей матери. Будущность
сына была решена.
Когда
сын и мать выплакались и успокоились, когда он перестал покрывать ее руки поцелуями, обливая их слезами, а она с какою-то ненасытностью целовать его в лоб, щеки, губы, Зинаида Сергеевна вдруг
бросилась на шею Потемкину и поцеловала его в губы.
Сын, рыдая,
бросился к отцу
на грудь, а отец крепко обвил
сына руками, как будто хотел удержать его навсегда.
Гориславская. Если
на это воля Господня, обнимите меня, как дочь вашу. (
Бросается на грудь Леандрова.) Я люблю вашего
сына и, уверенная в нем, отдаю ему руку вместе с сердцем своим. Ему одному принадлежало оно. (Подает руку Сергею Петровичу, потом
бросается обнимать Виталину.)
Первым делом Прасковьи Михайловны было
броситься на колени и со слезами благодарить Господа за спасение ее с
сыном...
Она вспомнила, что там, внизу, в кабинете отца, быть может, уже совершено второе задуманное преступление. Вся охваченная мыслью о спасении молодой девушки, бедная женщина, еще слабая головой, совершенно забыла о второй части подслушанного ею гнусного заговора отца и
сына. Она быстро зажгла стоявшую
на столе свечу и
бросилась из комнаты вниз.
Княгиня
бросилась на шею
сыну и залилась слезами.
Она с восторгом смотрела
на сидевшего в кресле
сына и
бросилась обнимать присутствовавшую при первом выходе больного Зою Никитишну.
— Не хочешь? Не хочешь? — кричала попадья и в яростной жажде материнства рвала
на себе одежды, бесстыдно обнажаясь вся, жгучая и страшная, как вакханка, трогательная и жалкая, как мать, тоскующая о
сыне. — Не хочешь? Так вот же перед Богом говорю тебе:
на улицу пойду! Голая пойду! К первому мужчине
на шею
брошусь. Отдай мне Васю, проклятый!